Читать книгу "Город зеркал. Том 1  - Джастин Кронин"

Джонас и я спали в одной спальне, девушки – в другой, в противоположных концах дома. Посередине была спальня родителей Лиз. Когда мы приезжали сюда на каникулы, дом был в нашей власти и мы спали как хотели. Но не в этот раз. Я ожидал, что всё это закончится тем, что мы будем тихонько пробираться по дому среди ночи, но Лиз запретила делать это. «Прошу, давайте не будем шокировать взрослых, – сказала она. – Мы их и так очень скоро шокируем».

И это было чистой правдой. К этому времени я уже подустал от Стефани. Она была чудесной девушкой, но я не любил ее. В этом не было никакой ее вины, она вполне заслужила, чтобы ее любили. Просто мое сердце было не с ней, и от этого я чувствовал себя лицемером. Со времен похорон в Нью-Йорке Лиз и я ни разу не говорили ни о моей матери, ни о ее раке, ни о той ночи, когда мы вместе гуляли по улицам города, но в последний момент сделали шаг назад от края бездны, чтобы не нарушить верности. Однако было совершенно ясно, что та ночь оставила свой след в нас обоих. До того момента вся наша дружба была завязана на Джонасе, но после возник новый контур, не через него, а в обход. И в этом контуре протекал свой ток, ток тайной интимной близости. Мы понимали, что произошло, когда мы были там. Я чувствовал это и был уверен, что она тоже это чувствует, и тот факт, что мы ничего тогда не совершили, лишь усиливал глубину нашей связи даже сильнее, чем если бы мы упали в постель друг к другу. Мы могли сидеть на террасе, когда каждый из нас читал пахнущую плесенью книгу, оставленную кем-то из прежних гостей; мы могли одновременно поднять взгляд и посмотреть друг на друга, и в уголках ее рта появлялась насмешливая полуулыбка, на которую я улыбался в ответ. «Только поглядите на нас», будто говорили мы друг другу, «разве мы не образец верности, оба. Если бы они только знали, как мы храним верность им. Мы заслуживаем награды».

Конечно же, я не был намерен что-то предпринимать. Я слишком многим был обязан Джонасу. Да и не думаю, что Лиз приветствовала бы такую попытку. Связь между ней и Джонасом была очень давней и намного более глубокой, чем та, что могла бы возникнуть между нами. Сам дом, с его бесконечной чередой комнат, видами на океан и скромным изяществом обстановки, лишь напоминал мне об этом. В этом мире я был гостем, желанным и даже, как говорила мне Лиз, уважаемым. Но всё равно гостем. Наша ночь, проведенная вместе, оставила в нас неизгладимый след, но осталась лишь просто ночью. Однако я всё равно всякий раз приходил в возбуждение, находясь рядом с ней. Глядя, как она подносит бокал к губам. Глядя на ее привычку сдвигать очки на лоб, когда ей надо было прочитать написанное мелким шрифтом. То, как она пахла, ощущение, которому я даже не стану пытаться дать название, поскольку это было ни с чем не сравнимо. Боль или удовольствие? И то, и другое. Я был рад находиться рядом с ней и принимал ситуацию такой, какая она есть.

За два дня до отъезда отец Лиз заявил, что на ужин мы будем есть лобстеров. (Он всё готовил сам, я ни разу не видел, чтобы Пэтти хоть яичницу пожарила.) Это было сделано ради меня, поскольку он как-то с удивлением узнал, что я ни разу в жизни не ел лобстеров. Он вернулся с рыбного рынка ближе к вечеру с мешком копошащихся красно-черных чудовищ, с плотоядной ухмылкой вынул одного и дал мне подержать в руке. Несомненно, я выглядел перепуганным, и все хорошо посмеялись. Я не обиделся. Даже на самом деле еще больше проникся симпатией к ее отцу. Весь день моросил дождь, лишая нас сил, а теперь у нас появилось дело. Будто в подтверждение этому выглянуло солнце, как раз к празднеству, когда я и Джонас выносили обеденный стол на заднюю террасу. И я кое-что заметил, глядя на него. За последние пару дней он стал вести себя, я бы сказал, таинственно. Что-то грядет. В коктейльный час мы пили бутылочное темное пиво (единственный напиток, подобающий к такому блюду, как объяснил Оскар); а затем началось действо. Оскар со всей торжественностью вручил мне фартук, который полагалось надевать, когда ешь лобстеров. Никогда не понимал этих детских штучек; больше никто фартук не надел, и я ощутил легкую обиду, но ровно до тех пор, пока не разломил клешню и не облил себя соком под дружный взрыв хохота.

Представь себе, насколько идеальной была эта сцена. Застеленный красной скатертью стол, нелепого вида еда, над проливом золотые лучи закатного солнца, уходящего в море и озаряющего нас последней вспышкой, будто джентльмен, элегантно касающийся края шляпы, прощаясь. Зажгли свечи, и они залили наши лица колеблющимся светом. Как же вся моя жизнь привела меня в такое место, ко всем этим людям? Интересно, что бы сказали мои родители. Мать наверняка была бы за меня рада. Где бы она ни пребывала сейчас, я лишь надеялся, что тамошние правила дают право видеть живых. Что же до моего отца, не знаю. Я обрубил все связи с ним, совершенно. И теперь я понял, насколько нечестно я поступил. И поклялся обязательно связаться с ним. Возможно, еще не поздно пригласить его на мою выпускную церемонию.

Когда мы покончили с десертом, пирогом с клубникой и ревенем, Джонас постучал вилкой по бокалу.

– Всех прошу, внимание.

Он встал и обошел стол, оказавшись рядом с Лиз. Слегка крякнув от натуги, приподнял ее вместе со стулом и развернул лицом к себе.

– Джонас, что ты затеял, черт побери? – со смехом спросила она.

Его рука нырнула в карман, и я понял. У меня внутри всё упало. Он стал на одно колено и достал маленькую бархатную коробочку. Открыл ее и протянул ей. Его лицо растянулось в ухмылке во весь рот, но несколько нервной. Я увидел камень. Огромный, достойный королевы.

– Лиз, я знаю, что мы уже говорили об этом. Но я хочу сделать это официально. Мне кажется, я люблю тебя всю жизнь.

– Джонас, я даже не знаю, что сказать, – ответила она, поднимая взгляд и нервно усмехнувшись. Ее щеки зарделись от смущения. – Это так старомодно!

– Скажи «да». Это всё, что тебе надо сделать. Я обещаю дать тебе всё, что ты захочешь.

Мне захотелось упасть в обморок.

– Давай, – сказала Стефани. – Чего ты ждешь?

Лиз поглядела на отца:

– Хоть ты скажи, что он у тебя уже спросил.

Мужчина заговорщически улыбнулся:

– Это он сделал.

– И что ты ответил ему, о мудрейший?

– Милая, на самом деле решать только тебе. Это серьезный шаг. Но я бы сказал, что я не возражаю.

– Мама?

Женщина беззвучно плакала и лишь страстно закивала, не в состоянии сказать ни слова.

– Боже, – простонала Стефани. – Ну не тяните уже! Если ты за него замуж не выйдешь, это сделаю я!

Лиз снова посмотрела на Джонаса. Не задержался ли ее взгляд на моем лице, когда она его переводила? Память говорит мне, что да, хотя, возможно, я сам это выдумал.

– Ну, я, это…

Джонас достал кольцо из коробочки.

– Надень его. Это всё, что тебе надо сделать. Сделай меня самым счастливым мужчиной из всех ныне живущих.

Она в онемении смотрела на кольцо. Камень был огромный, размером с зуб.